«Гласность»

Из подшивок «Гласности»

С самых первых номеров в «Гласности» печатались известные советские писатели: Михаил Алексеев, Юрий Бондарев, Владимир Личутин, Валентин Сидоров, Виктор Розов, Феликс Чуев.

Воспроизводимая ниже публикация Чуева относится к 1997 году. Профессиональный авиатор, он приобрел известность в литературе своими стихами, а знаменитым стал после выхода книг «140 бесед с Молотовым», «Так говорил Каганович», «Несписочный маршал», «Солдаты империи».

Вот что писал Феликс Иванович в нашей газете.

140 бесед с Молотовым

Я – эмигрант в другое время.

В разные десятилетия народ бывает разным. Люди перерождаются. Ощущаю это на себе. В детстве, да и потом в юности, я старался тратить на свою персону минимум, и не потому, что не было денег, А потому что считал, что человек должен обходиться только самым нужным для жизни. Если так станет поступать каждый, у нас в стране всего будет в достатке. Помню, лет в десять пошел в кино, захотелось купить бутылку апельсиновой воды, и деньги мама дала, да подумалось мне, как тяжко достаются эти деньги отцу-летчику… К  тому же я читал, как экономил на себе Феликс Дзержинский.

Сейчас я так не поступаю, ибо стал по-иному относиться к жизни. «Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…». Думается, в сегодняшние дни не появились бы Матросовы и Гастелло. Можно любить или не любить сейчас наш народ, нашу родину, но уважать нельзя – это точно.

Люди, не понимая, спрашивают меня: неужели Молотов верил во все это? «Это – социализм, коммунизм, воплощение идеи, которая дороже семьи, жены, детей в собственной жизни. Люди не могут понять его убежденность, потому что перед ними не одинокие примеры других наших руководителей, особенно последнего времени, интенсивно не забывавших о благополучии своих ближних. Многие из них, дожив до так называемой перестройки, перекрасили свои былые кумачевые знамена.

Сталин, Молотов и другие вожди первого в мире государства рабочих и крестьян расправлялись с такими нещадно. То руководство называют кровавым, и я не только не собираюсь его оправдывать, но хочу обвинить в мягкотелости, ибо не все потенциальные перерожденцы были выведены на чистую воду, и когда ослабли вожжи, стало забываться суровое воспитание. Мне ежедневно приходится сталкиваться с негодяями, характер которых формировался веками, а не только в последние 70 лет. Как быть с бесконечным воровством и обманом на каждом шагу, поощряемыми сверху? Чувствуешь себя беззащитным перед всей этой мерзостью, перед толпой животных, восхищенных Марианной и Санта-Барбарой,  настолько, что хочется бежать куда-то либо не выходить из дому, ибо на все у нас есть оправдание и объективные причины, виновников не найдешь, когда так и тянет «сколько раз увидишь его, столько раз и убей», хоть говорилось это по другому поводу, так же, как «сразу коллективно, весь завод». Я молчу о преступлениях политических, государственных, которые стали причиной гибели тысяч и тысяч беззащитных…

Сталина клеймят за «тройки» тридцатых годов. Но нужна ли сейчас даже такая карательная тройка, чтобы доказать очевидность преступления «беловежцев» в 1991 году, в результате чего распался Советский Союз? И это вопреки всенародному референдуму, сказавшему «да» Союзу, в нарушение Конституции величайшего государства, при действующем президенте… На встрече с членами Конституционного суда я задал вопрос по этому поводу, и мне ответили, что нарушение было. Но – выводов никаких, как и принято сейчас, если это не в пользу новоявленных толстосумов и жулья.

Такие, как Сталин и Молотов, не терпели предателей. Сталин полностью выполнил клятву, данную у гроба Ленина. Сталин знал цену слову и всегда претворял в жизнь свои обещания народу. Потому его уважали и друзья, и недруги. В идеале Сталин был создан историей для честных людей, но он видел запретное, зашторенное в человеке, потому ему и нет прощения от тех, в ком он это увидел. Таких, как Сталин и Молотов, было все же меньшинство, и они мерили своей меркой подчиненных, расправляясь с теми, кто не подходил под их мерку. Называйте их бескорыстными узурпаторами, но они стремились создать лучшее общество тружеников с бесплатными образованием, медициной, жильем. Мне  порой говорят, что таким образом Сталин всех бы истребил и остался только он один. Конечно, реально так бы не произошло, хотя многие этого достойны, и сама наша жизнь читает страшный приговор. Да и были ли готовы к социализму тысячи тех, кому бы не паспорта вручать, а вешать на шею табличку: животное такое-то. Кроме того, многие не поняли что строительство социализма дело не одного десятилетия, но работа столетий и стали дружно охаивать 70-летний, короткий, но бесценный опыт отечественной истории.

«Социализм – это дело, которое требует много пота и крови», – говорил Л.М. Каганович, с которым я тоже встречался в последние годы его жизни. Я стал понимать, что образы большевиков, изображенные в искусстве, не соответствуют действительности. Семнадцать лет постоянного общения с Молотовым дали мне громадный материал. «И меня какой-то уродец играет», – сказал Вячеслав Михайлович, увидев себя (якобы себя) в художественном фильме о войне. О Молотове пишут, что это был твердолобый догматик, слепо повторяющий все то за Лениным, то за Сталиным. Могу смело сказать, что более умного, убежденного, последовательного и проницательного человека я в своей жизни не встречал. А мне довелось общаться с десятками, сотнями личностей незаурядных, среди которых были выдающиеся и даже великие. Да что я – Молотову давали высочайшую оценку такие политики, как Черчилль и Даллес. И неудивительно, что у общавшихся с Молотовым возникал вопрос: каким же был Сталин, если рядом с ним более сорока лет был такой Молотов?

 Мне думается, Сталин – вершинный образ мировой истории. Если человечество останется жить, Сталина будут изучать еще не одно столетие, и потому весьма ценно все, что говорили о нем и его эпохе люди, соприкасавшиеся с ним. И, конечно, такая крупнейшая фигура как Молотов.

«Молотов – Риббентроп» – линия государственных границ на карте предвоенной Европы.

«Молотов – коктейль» – так называли немцы советские противотанковые бутылки с горючей смесью. В Германии это выражение помнят до сих пор.

«Молотов – баскет» – корзина предложений для переговоров на послевоенных международных форумах. Так ассоциируется имя Молотова в современной Америке.

Перед вами, читатель, не сплетни и слухи, а материал, как говорится, из первых рук. В вышедшей в 1991 году моей книге «Сто сорок бесед с Молотовым» издательством было допущено боле ста опечаток, погрешностей и даже грубых ошибок. После выхода книги я стал получать письма от читателей. Писали о том, что книгу невозможно достать, что тираж ее 300 тысяч экземпляров явно недостаточен. Могу добавить, что за бортом книги осталось еще довольно много записей моих бесед с Молотовым. Я просмотрел тысячи страниц моего «молотовского» дневника и значительно дополнил книгу. Кроме того, в нее включена новая глава «Братья писатели», где приводятся высказывания Молотова о литературе и искусстве, его рассказы о встречах с писателями.

Если в первом издании я почти воздерживался от комментариев, то здесь я все-таки решаюсь кое-где поделиться своими впечатлениями, добавить рассказы других интересных лиц и некоторые истории из моих записных книжек.

Меня спрашивают, какими были мои личные отношения с Молотовым. Похоже, об этом сказал сам Вячеслав Михайлович перед своими гостями (16 августа 1979 года, как записано в моем дневнике): «Феликс – один из лучших моих друзей».

«Сто сорок бесед» восприняли по-разному, да иного и быть не могло: личность Молотова не вызывает однозначного отношения. Сторонник социализма утверждают, что он во многом оказался прав, противники считают, что в своих рассуждениях обнажил весь ужас построенной при Сталине системы, у истоков которой стоял Ленин. Подобные мысли мелькали в рецензиях на книгу. Я читал только некоторые из них, что показывали мне знакомые, друзья, потому что в последнее время стараюсь не вчитываться в прессу – мне это стало неинтересно. Встречались и такие мнения, что эта книга вредна. Один из читателей написал мне, что часть её тиража была скуплена и уничтожена неизвестными лицами. Вредной ее считали и некоторые руководители, занимавшие высокие посты еще при власти КПСС. Они говорили мне: «Вы всаживаете нож в спину нашей партии». Той самой партии, которую они втихаря разваливали и через четыре-пять лет развалили вместе с величайшим государством. Думаю, развал начался в  1956 году, с ХХ съезда партии, когда политический пигмей устроил храбрую пляску на на могиле великана, смешав жестокую правду с доступной ложью. Через год – изгнание «антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова». Ложь замещала историю. Мне уже было 16 лет, я чувствовал эту ложь интуитивно и сочинил стихотворение «Мы не верим», которое переписывал на папиросной бумаге как нелегальную прокламацию. То была моя первая творческая попытка несогласия с властями. А потом, когда вовсю развернётся хрущевская стадия антисталинской кампании, я напишу стихотворение «Зачем срубили памятники Сталину». Меня вызывали «в инстанции», прорабатывали в прессе отечественной и западной (причем с одинаковых позиций уже в 60-е годы), устроили разнос в Союзе писателей, однако стихи очень понравились великому Шолохову, и он обнял меня в Вешенской так, чтоб все видели… После этого травля в печати время от времени возобновлялась, но ко мне уже привыкли, и вот уже несколько десятилетий я ношу почетный титул «сталиниста». Сейчас, по-моему, это стало безразлично, потому что народ ко всему привык. Ныне он занят выживанием, терпя бесконечные лживые обещания «всенародно избранного», видимо, потому, что сам веками, и особенно в последние три-четыре десятилетия, приучился лгать и считает это нормой жизни, «лишь бы не было войны», которая, тем не менее, полыхает на окраинах и страшным венцом приближается к центру.

Первое издание выходило с немалыми трудностями – это было еще начало 1991 года. В издательстве меня уговаривали назвать книгу «37-й год был необходим», взяв эти слова в кавычки как высказывание Молотова. Я настоял на своем названии. Но я не мог добиться, чтобы сняли ненужное, на мой взгляд, и неприемлемое для книги послесловие. Директор издательства сказал, что в противном случае книга вообще не выйдет, потому что он хочет сидеть в своем кресле. Тогда я потребовал, чтобы в книге дали сноску, что я не разделяю позицию и положения послесловия.

Я не давал издательству права торговать моей книгой за рубежом и переводить на иностранные языки, однако директор искренне признался, что обманул меня, поскольку «является акулой капитализма». Так-то.

Но книга всё-таки вышла, двадцать один год моей жизни не пропал даром, и Молотов в ней такой, каким его видел я, а главное, он говорит то, что действительно говорил. Подтверждение тому – десятки сохранившихся у меня кассет магнитофонных записей. Каким я видел его в его последние 17 лет, он сам рассказал о себе.

Думаю, что ощущение собственной власти по-новому формирует человека. Тем более, долгая власть. Молотов и сам считал, что нельзя сидеть так высоко длительное время. Общаясь с бывшими руководителями, я заметил одну общую присущую им черту: если привыкаешь к такому человеку, он старается руководить и тобой, хотя давно не у власти. В силу моего характера мной особенно не поруководишь, где сел, там и слезешь, и всё-таки я это чувствовал.

Первую заявку на эту книгу я написал в 1985 году, еще при жизни Молотова. Она сохранилась: «Книга будет состоять из 150 бесед с В.М. Молотовым». Я ошибся, думал, Молотов еще немного поживёт. Бесед оказалось только 140… Но чтобы их вычерпать, понадобились еще годы. Молотова, как и сталинскую эпоху, постичь нелегко. У каждого свой опыт. Я немного жил при Сталине, но помню очень много. Мне было 11 лет, когда он умер, и первая моя заметка была опубликована в газете в марте 1958 года, и была она о Сталине. Так начался мой  литературный стаж.

И вот, читатель, перед вами выдержки из гораздо более полной книги моих бесед с Молотовым. Говорю «гораздо более полной», ибо все напечатать пока просто немыслимо.

 Дополнения к «140 беседам»

Лидер

«Коммунизм победит во всем мире, – говорит Шота Иванович, – но коммунизму нужен лидер» (Ш.И. Кванталиани, историк, часто бывавший у Молотова).

«Это верно, лидер нужен, – соглашается Молотов. – Но на целый век только один бывает настоящий. Но если мы будем надеяться на господа бога и сидеть, сложа руки…».

Нет такой любви

В споре с писателем Леонидом Леоновым Молотов назвал непатриотичной его книгу «Evgenija Ivanovna». «Нет такой любви между мужчиной и женщиной, – сказал Вячеслав Михайлович, – ради которой можно бы было изменить Родине».

Ну и опечатка!

В книге «Сто сорок бесед с Молотовым» допущена опечатка, искажающая смысл. На стр. 80 читаем: «Мы были в дураках». Следует читать «Мы не были в дураках». Поэтому приведу другой отрывок из другой беседы. «В дураках мы не были, – говорит Молотов, – и никто, по крайней мере из наших противников и сторонников нас за дураков не считал. Не помню такого случая».

Из Мольера

Когда говорили с Молотовым о Сталине, А.И. Покрышкин привел афоризм Мольера: «Завистники умрут, а зависть останется».

«И ничего лишнего»

«Федор Абрамов умер, – говорю я. – Я когда узнал, вспомнил ваш разговор с ним о коммунизме». «Жалко его, – говорит Молотов, – он когда у меня был, раза два он был у меня, я пошел наверх, туда и он пошел. Ну, я слежу. Он посмотрел на стены, там у меня фотографии кой-какие есть. Со Сталиным старые члены Политбюро: Орджоникидзе, Каганович, Калинин, Ворошилов, я. Посмотрел, посмотрел по стенам: «Ничего лишнего». Что он имел в виду?». «Обстановку, видимо». «Да, да. Ну, кинозвезд я не вывешиваю. Ничего лишнего! Неплохой человек и неплохой писатель».

Боком выходит

«В Польше, в Венгрии много частной собственности. По конституции партия разрешает». «Вот это боком и выходит, – говорит Молотов. – Но надо считаться и с тем, что они не подготовлены к тем решительным действиям, которые у нас были. У них нет такой партии», – с гордостью произносит Молотов. «Время упустили, – говорит Шота Иванович. – Надо было сразу после войны, в 1948 году». «Тоже нельзя было так круто взять, но надо было кое-что, конечно, изменить, а они… Они, конечно, свое понимают. Им давай доход».

Сталина не упоминают

«Я просмотрел одну книгу, вышедшую недавно, может быть, год-два тому назад, не больше. Автор – Поляков, по-моему. В двух томах он взялся описать переходный период от капитализма к социализму в нашей стране, СССР. Каждый том страниц по 500. И там не упоминается имя Сталина. Вовсе не упоминается», – говорит Молотов. «Как же он сумел так выкрутиться? Трудно не упоминать». «Трудно, да, – соглашается Молотов. – Признанный вождь партии и любимый не просто так, формально. Не упомянуть – это уж я не знаю… Конечно, если упоминать, надо о заслугах сказать».

Популярность Ленина

«Ленин был популярен до 1917 года, в государственном масштабе знали его?» «Нет, не сказать, чтобы очень хорошо знали, он начал подниматься в 1917 году. После этого он стал подниматься очень быстро. Все делали для того, чтобы заглушить его голос и чтобы как можно меньше о нем вспоминать. Он в короткое время настолько овладел не только партией, но и народом, всеми активными силами народа, что победили большевики бескровным образом – и 17-й год, и даже первые месяцы 18-го были почти совершенно бескровными. А потом уже, когда восстали помещики… Замалчивали Ленина, а он всё-таки поднялся и так поднялся, что потом уже от него никуда не могли уйти. Это колоссальная фигура. А теперь печатается о Ленине больше книг, чем о каком-нибудь человеке вообще. Такая чушь порой печатается!»

Победа и поражение

«И жертвовать приходится» – говорю. «Да, приходится. А кто не пойдет на жертвы, тот проиграет. Декабрьское восстание в Москве… Так вот, оно потерпело поражение. Меньшевик Плеханов объявил: не надо было браться за оружие. Недостаточно боролись, плохо взялись, недостаточно организовали. Надо было взяться и получше вести дело. Правильно? Не бояться поражений, а из поражений сделать вывод, как лучше на следующий раз вести дело». «Ленин писал о революции 1905 года, – говорю я, – что революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни». «Тут, конечно, на величайшие жертвы идти стоило, – говорит Молотов. – Против международного капитала».

БАМ

Молотов сказал мне, что они со Сталиным задумали построить БАМ еще до войны. «Война помешала. Это очень важная стратегическая дорога».

Формулировка Сталина

«Это упрощенная формулировка, что возрастает классовая борьба. Она не прекращается и таит в себе громадные опасности и в трудное время может обостриться и даже обязательно обострится, а то, что она всё время должна накаляться – неправильно».

Хозяин

«Сталин принимал лидеров чехословацкой компартии Готвальда и Шмераля и, слушая их, молча ходил по кабинету. Потом вызвал Поскрёбышева и неожиданно сказал: «Этого товарища (назвал фамилию) мы зря послали в рабочий район, у него там ничего не получится. Надо его поставить на Укрлес». Это не имело никакого отношения к присутствующим. «Я понял, что передо мной хозяин страны», – вспоминал Шмераль.

Вернуться в начало страницы