Сталин дома

 Сразу после гибели видного большевика Артёма (Фёдора Андреевича Сергеева) Сталин усыновил осиротевшего сына своего друга, которого родители назвали Артёмом – по подпольному псевдониму отца. Мальчик воспитывался вместе с Василием, перед войной они оба поступили в военные училища, храбро сражались на фронте. В интервью, опубликованном в газете «Гласность», Артём Фёдорович рассказал о том, каким был Сталин в семейной жизни.

– Как проходили дни рождения самого Сталина и членов его семьи?

Больших празднований дома по поводу дней рождения кого бы то ни было не устраивалось. В 1928 году, когда мне исполнилось 7 лет, Сталин пришёл с работы домой в мой день рождения и сказал: «Есть книга «Робинзон Крузо», написал её Даниэль Дефо. Там говорится, как человек после кораблекрушения попал на необитаемый остров и жил один. Он был сильным, не пал духом, многому сам научился, а потом научил другого. А если бы он пал духом, распустил нюни, то погиб бы». И подарил мне деревянный письменный прибор и книгу «Маугли». Рассказав при этом, как мальчик попал в лес к животным, и они стали его друзьями. Добавил: «Друзья могут быть разными. Если ты их любишь и уважаешь, то они тебе всегда помогут, защитят. Если у тебя нет друзей, ты никого не любишь, и тебя никто не любит, то ты погибнешь в трудную минуту». В 1933 году он подарил мне портативный патефон с пластинками. Это были записи классики, русская народная музыка, арии из оперетты «Граф Люксембург», военные марши, музыка Вагнера, вальс «Блюмбеданке» («Благодарность цветов») на немецком, песни «На сопках Манчжурии», «Варяг».

– Он сам покупал эти пластинки специально вам в подарок?

Этого я не знаю. Патефон и пластинки были упакованы в чемоданчик, который и сейчас у меня цел, как и патефон. В 1930 году Васин и мой день рождения справляли в городе. Нам с Василием дни рождения отмечали в один день, как правило, 24 марта, в день рождения Васи. Надежда Сергеевна где-то за год до этого пригласила заниматься с нами молодого Александра Фёдоровича Лушина, он окончил биологический факультет университета, но очень любил театр и прекрасно рисовал. Потом окончил академию художеств и более 30 лет работал главным художником театра имени Станислаского и Немировича-Данченко, стал заслуженным деятелем искусств, народным художником. Он нам объяснил, как сделать театр теней. Теневой театр устроили так: соорудили экран из кальки, вырезали фигурки — персонажей сказки Пушкина «О попе его работнике Балде». Василий был хороший рукодел, нам удалось все фигурки изготовить. И в этот день рождения мы осуществили эту постановку. Зрителями были все домашние, ребятишки и родственники, в том числе отец Василия. Он очень смеялся, комментировал сказку, ему понравилось.

Вообще он никогда ничего плохого не говорил о религии, ни одного камушка в сторону религии не бросил, а здесь говорил о жадности и скупости этого попа и о силе и ловкости Балды. И сказал, что за жадность наказывают, а за смелость и труд полагается награда.

– Велись ли дома разговоры о религии? Каким было отношение Сталина к религии, может, Пасху отмечали?

Нет, ни Пасхи, ни других праздников церковных дома не отмечали, не видел. А выражения с именим бога дома употреблялись. «Слава богу», «Не дай бог», «Прости, господи», например, и Сталин сам нередко говорил. Я вообще ни разу не слышал от Сталина ни одного плохого слова в адрес церкви и веры. Помню такой случай, в 1931-м или 33-м. Напротив школы, где учился Василий, во 2-м Обыденском переулке был храм. Как-то, когда там шла служба, мальчишки возле пробовали стрелять из пугача. Василий участия не принимал, а рассказал отцу об этом. Отец спрашивает: «Зачем они это делали? Они же, молящиеся, вам учится не мешают. Почему же вы мешаете им молиться.» Далее спросил Василия: «Ты бабушку любишь, уважаешь?» Тот отвечает, мол, да, очень, ведь это твоя мама. Сталин говорит: «Она тоже молится.» Василий: «Почему?» Отец отвечает ему: «Потому, что она, может, знает то, чего ты не знаешь».

– А Василий у бабушки, матери Иосифа Виссарионовича гостил?

Да. Василий и Светлана в 1935 году ездили в Тбилиси к бабушке – Екатерине Георгиевне Джугашвили.

Сам Сталин хорошо знал вопросы религии, книг у него было немало, в том числе по вопросам и истории религии. И сам он писал важные работы на эту тему. Например, в статье «Против разрушения храмов» он говорит. Что храмы — это памятники истории нашей родины. И разрушать их — значит разрушать памятники культуры. В статье «О запрещении преследования за веру» он говорит о необходимости прекратить преследования людей за веру.

Я был на похоронах Сталина «от и до», и среди людей, пришедших с ним попрощаться бело немало церковных служителей. Они в своих одеяниях проходили мимо гроба и крестились.

Но мы говорили о подарках детям. Когда Светлане исполнилось 7 лет, Надежды Сергеевны уже не было. Собрались дома родные и некоторые дети. Роственник Екатерины Семёновны, первой жены Сталина, Сванидзе Александр Семёнович был торгпредом в Германии. Он принёс Светлане заграничные подарки, в том числе кукол. Отец Светланы очень возмутился, сказал: «Что ты привёз? Зачем это? Надо свои игрушки производить и покупать, на чужих игрушках не надо воспитывать детей». Велел ему забрать эти игрушки и уходить.

Ещё как-то раз на нашем с Василием дне рождения в Зубалово собрались родственники и дети. Сын Сванидзе, которого звали Джоник (ему лет 10 было), очень много говорил о вещах, совсем не свойственных его возрасту: долго и нудно под управлением своей мамаши Марии Анисимовны рассказывал что-то об астрономии. Слушать надоело. Однако Сталин его не перебивал, да и другие тоже. Но в паузе отец Светланы спросил: «Джоник, а кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» Тот тут же ответил: « Я буду астрономом».

А Сталин со скрытым юмором сказал: «Это хорошо. Пищу надо уметь готовить, гастрономом быть очень хорошо. Людей надо вкусно кормить».

Мама Джоника , Мария Анисимовна: «Что вы, что вы, Иосиф, он хочет быть астрономом. Звёзды изучать». А Сталин, словно не слыша, расхваливал гастрономическую профессию, затем посоветовал Джонику: «Ты это нашему дорогому Анастасу Ивановичу Микояну скажи, он этим вопросом — пищевой промышленностью — серьёзно занимается». Мама Джоника опять: «Да нет, он астрономией хочет заниматься, звёзды изучать». Отец Светланы продолжал: «Да, в океане есть морские звёзды, их надо уметь ловить и хорошо готовить.» Тогда до мамаши дошло, и тирада об астрономии прекратилась, слава богу. Когда они ушли, отец Светланы говорит: «Вот граммофон! Его завели, и он так долго играет».

– А дни рождения самого Сталина дома как отмечались?

– Всё происходило обыденно, без торжественности. К этой обыденности что-то добавлялось, какая-то деталь, краска, и разговоры были несколько иные. Но ничего особенного. И потому в памяти не сохранилсь чего-то яркого — рядовой день. Много пели обычно. Под пластинки в том числе. Кроме народной музыки, были пластинки Лещенко и Вертинского, под них пели. Однажды кто-то критично отозвался о песнях Вертинского. Мол, зачем он нам нужен? Уехал, поёт какие-то грустные непонятные песни. Это не наше. Ни рабочим, ни крестьянам это не нужно.

На что Сталин ответил: «В России есть не только пролетарии и буржуи. Есть и другие, их много».

Даже в 1934 году, когда Сталину 55 лет исполнялось, не было особых приготовлений, не чувствовалось организованного праздника. Просто в Волынском собралось побольше людей. Были родственники, Лакоба — председатель ЦИК Абхазии, с которым Сталин очень дружил. Много смеялись, пели, немного плясали. Там для пляски места не было, чтобы разойтись.

– А Сталин сам танцевал?

– Приплясывал немного. Но чтобы в три колена — нет. Был, как всегда, Будённый. Он играл на гармошке или на баяне. Жданов играл на рояле. После того, как он стал приезжать, на даче поставили маленький кабинетный рояль красного дерева. Он и сейчас там стоит. Песни пели и кавказские, но главным образом русские народные – «Коробейники», «На Муромской дороге», песню ямщика. Танцевали тоже кавказские и русские народные танцы. Кстати: говорят, что «Сулико» была любимой песней Сталина. А я её там ни разу не слышал.

– На празднествах Сталин якобы позволял себе ухаживать за жёнами соратников?

– Он был за столом очень общительным, живо вёл застолья. Тосты всё время произносил, деловые или с подвохом в чей-то адрес, с иронией иногда. Но чтобы было заметно какое-то особенное ухаживание за кем-то — я этого не видел и не чувствовал.

– Были ли на столе особые яства? Любимое блюдо именинника, может, готовили?

– Когда гостей не было, стол был самый простой. При гостях кое-какие блюда добавлялись, что-то кавказское подавалось. Сталин не был гурманом. Пища была в доме самая обычная. Он любил щи с капустой и отварное мясо — это да, это он любил. Блюда с орехами любил. Сациви с орехами, например. Какие-то кавказские острые блюда. Любил очень варенье из недозрелых грецких орехов, такое раньше ему присылала мать. И не было у него такого: вот он это любит, и обязательно должны это готовить, это танцевать, это петь. Нет – простота и невзыскательность всегда и во всём, что касается его быта.

– Он работал в свой день рождения?

– Он всегда работал. И даже за праздничным столом разговоры были в основном деловые. Ничем это практически не отличалось от обычного застолья, обеда. В «круглые» юбилеи собиралось больше людей, стол был обильнее, но и тогда разговоры шли в основном по делу.

– В его честь звучали тосты?

– Звучали. Но когда начинали говорить выспренно, его захваливать, он тут же отвечал с юмором, подтрунивал. Надо отметить, что всякую похвалу в свой адрес он принимал с юмором. Он обычно и сам говорил тосты. В свой день рождения он благодарил за сказанное и тоже — тост. Его тосты были со смыслом. В адрес каждого у него находилось какое-то особенное слово. Не назидательное, а деловое, простое и приятное человеку, иногда с юмором подмечал недостатки человека, но не обидно.

– На дни рождения гостей приглашали или они сами приходили? Кроме Лакобы, Будённого, Жданова, кого вы ещё помните?

– Народу иногда было очень мало, всего несколько человек. Члены семьи были, зачастую члены Политбюро приходили. Я не знаю, приходили ли они сами или были приглашены, но думаю, что в какой-то форме приглашение было получено. Непосредственно я это не слышал.

– Дарили пришедшие подарки?

– Подарков не было никаких! Никаких! Он подарки не любил, и это знали. Он понимал: на подарок должен быть подарок, и все ли эти подарки от чистого сердца. Я не видел, чтобы на день рождения приносили и дарили подарки.

– А вы, дети, готовили подарки Сталину?

– Пьесу как-то приготовили на день рождения. Мастерили поделки. Из кусочка бамбука сделали трубку ему, рисовали рисунки. Василий брал старые книжки, их переплетал, и это тоже было подарком отцу — сделанное своими руками. С Василием мы пытались сделать модель автомобиля в подарок.

– В стране как дни рождения Сталина отмечались? В прессе были поздравления? Он не считал день рождения праздником для себя и страны?

– Да, были. Поздравления в газетах он читал, с юмором комментировал. Он не упивался превозношением себя, а наоборот, принимал это как неизбежный ритуал, как вынужденное действие, не доставлявшее ему большого удовольствия. И ни в ком случае не считал свой день рождения праздником своим, а не то что страны.

Был такой случай. 23 февраля 1948 года отмечался юбилей Красной Армии. Проходило большое торжественное собрание в Большом театре. Многие пришедшие на этот юбилей больше говорили о Сталине и приветствовали его. Сталин никого не перебивал, но в небольшом перерыве между выступлениями он поднялся и сказал: «Товарищи, мне кажется, вы забыли, куда и зачем вы пришли. У меня сегодня нет юбилея. Вы пришли на юбилей Красной Армии. Я говорю это тем, кто перепутал, забыл, чей сегодня юбилей. Юбиляр сегодня Красная Армия, а не товарищ Сталин.

– Может, в свой день рождения он рарядно одевался, выходя к застолью?

– Одежда всегда та же самая, что и обычно. Мягкие сапоги, брюки прямые, заправленные в сапоги, закрытая куртка или френч. Всё простое,просторное, удобное.

У Берии, например, были сапоги, у которых носок как бы обрубленный, квадратный. А у Сталина не острый, не фасонный, просто немного закруглённый. Кто-то любит высокий каблук, кто-то ещё какие-то фасоны. У него всё обычное, не вычурное, не кричащее. У Сталина в личном обиходе всё было усреднено, неброско.

– А гости приходили празднично одетые или, как и хозяин, не наряжались?

– Ничего специально не надевалось. И Светлану специально не наряжали. Часто ведь девочку наряжают куклой. У Сталина в семье нет, всё как обычно.

– В преддверии дня рождения и у вас, простых людей, некие хлопоты, радостное возбуждение?

– Не было этого, не ощущалось совершенно. Всё буднично. Никаких особых ритуалов, всё как всегда. Дни рождения у всех членов семьи отмечали очень скромно. Ну, вот дети ставили пьесу на его день рождения. Это запомнилось. Устроили как-то детское представление. Светлана читала стишки, под эти стишки ребятишки подыгрывали ей в каких-то костюмах, немудряще изготовленных. Вроде как инсценировка. Когда-то у неё на дне рождения играли в разных зверюшек, должны были их изображать. На меня накинули медвежью полость (шкуру), и я изображал медведя.

– А других людей, друзей он сам поздравлял с днём рождения?

– Думаю, да. Но этого мы не видели, и нам он об этом не говорил. Обслуживающий персонал он всегда старался поздравить, сделать подарок, следил за этим, помнил. Это я видел и слышал, как он житейские пожелания адресовал, очень тепло. Он был внимателен к людям.

– После смерти Сталина вы отмечали его дни рождения? Может, с Василием? Сейчас отмечаете?

– С Василием отмечать дни рождения отца после его смерти мы не могли, поскольку самого Василия почти сразу арестовали. А дома мы у себя всегда, во все годы обязательно отмечали день рождения Сталина. С моими товарищами фронтовыми, которые очень его уважали, с кем служили, воевали, если они были в Москве, и там, где я служил, отмечали всегда. И даже когда имя Сталина усердно замалчивали — обязательно и неизменно отмечали и день его рождения, и день кончины. И сейчас отмечаем, на могилу у Кремлёвской стены кладём цветы.