Незаменимый

Памяти первого секретаря Московского горкома партии

Александра Сергеевича Щербакова

Об этом человеке сейчас мало кто слышал. А на фотографии трибуны мавзолея в день парада 7 ноября 1941 года он стоит ближе всех к Сталину, прямо за его плечом.

Биография Александра Сергеевича Щербакова, одного из творцов нашей победы в Великой Отечественной войне, кажется сейчас нереальной, столько в неё вместилось исторических событий и важных дел.

Он родился 10 октября 1901 в подмосковной Рузе, рос и воспитывался в Рыбинске, в семье потомственных железнодорожников. Отец, Сергей Васильевич, участвовал в революционных событиях 1905 года, был жестоко избит жандармами и вскоре умер. Мать, Александра Петровна, чтобы содержать семью, пошла работать на железную дорогу да ещё подрабатывала стиркой. В 11 лет и Александр стал работать в типографии, а с 15 перешёл в грузчики: парень он был крепкий, вышел и ростом, и силой.

Февральская революция 1917 года дошла до Рыбинска в марте. В городе создали Совет рабочих и солдатских депутатов, на предприятиях профсоюзные комитеты, возникли молодёжные организации. То было время молодых и отважных. Люди моего поколения ещё поют прекрасные песни эпохи революции и гражданской войны: «Слушай, товарищ», «Мы шли сквозь грохот канонады», «Смело, товарищи, в ногу», «По долинам и по взгорьям», «Орлёнок», «Каховка», «Смело мы в бой пойдём за власть Советов», «Там вдали за рекой», «Дан приказ ему на запад»... Эти песни до сих пор волнуют трепещущим в них порывом благородных сердец революционной молодёжи, взявшейся за винтовки, чтобы свергнуть гнусную власть капиталистов, помещиков, банкиров, аристократии, истязавшей тружеников, державшей их в невежестве и бесправии, гнавшей на убой в бессмысленных войнах. В царское время среди талантливейшего нашего народа было только 30 процентов грамотных.

Во время революций и войн молодёжь взрослеет быстро. 15-летний Щербаков сначала сколотил молодёжную организацию на железной дороге, где работал, а потом общегородскую. В Рыбинске всё кипело и бурлило. В город прибыл Борис Савинков, чтобы с помощью местных эсеров захватить военные склады и создать опорный пункт пятой колонны иностранной интервенции. Красногвардейский отряд, в котором был и Щербаков, разгромил заговорщиков.

В 1918 году Александр вступил в большевистскую партию. Он сражался в красногвардейских отрядах, создавал российский комсомол, ездил в агитпоезде «Октябрьская революция» с председателем ВЦИК М.И. Калининым, организовывал комсомол в Туркменистане, слушал речь Ленина на 3-м съезде РКСМ и сам там выступал с критикой работы ЦК, учился в Свердловском университете, работал в Нижегородской большевистской организации, написал 70 политических и литературных статей. И всё время рвался на учёбу, к новым знаниям. Как завещал Ленин.

В 1930 году его направили в Институт красной профессуры с рекомендацией: «Является крупным организатором партработы и массовиком с хорошей теоретической подготовкой.» Но уже в 1932-м взяли со второго курса замзавом в орготдел ЦК ВКП(б), назначив ещё и зав. кафедрой партийного строительства в Коммунистическом университете трудящихся Востока.

В том же 32-м году ЦК принял постановление: «Объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый Союз советских писателей с коммунистической фракцией в нём.» Руководить этой непростой работой поручили Андрею Александровичу Жданову. В помощь себе он среди прочих привлёк и Щербакова.

Подготовку учредительного съезда заняла два года. Первым председателем правления вновь созданного Союза советских писателей избрали Алексея Максимовича Горького. Ответственным секретарём он рекомендовал А.С. Щербакова, с которым познакомился ещё в Нижнем Новгороде в 1928 году.

Как все великие, Горький был весьма непростым человеком, притом импульсивным. Далеко не всех он принимал в соратники. Здоровьем Алексей Максимович похвалиться не мог, поэтому сразу после съезда уехал на лечение. В ответ на подробный отчёт Щербакова о том, как идут дела, написал: «С большой радостью отмечу: чувствуется, что в лице вашем наша беспастушная, беспризорная литература найдёт, наконец, энергичного пастыря и организатора анархически растрёпанных, но всё же социально ценных сил, которым необходимо мягкое, но умное и продуманное руководство, кое непрерывно внушало бы им, как велика ответственность, возлагаемая на литературу эпохой и страной Советов.»

В 1935 году в Париже проходил Международный конгресс писателей в защиту мира и культуры. Горький болел, Шолохов ехать на конгресс отказался. Делегацию советских писателей, в которую входили А. Толстой, И. Бабель, И. Эренбург, М. Кольцов, Ф. Панфёров, В. Иванов, Б. Пастернак,  — всего 20 человек — возглавил А.С. Щербаков. К этому времени он уже получил новое назначение — заведующим отделом культурно-просветительной работы ЦК ВКП(б). Горький был огорчён. «В Союзе Вы оказались на месте, быстро приобрели авторитет культурного руководителя и друга дела».

Но и в ЦК Александр Сергеевич проработал недолго. Сталину, как сейчас Путину, (параллель некорректная, я только для наглядности) остро не хватало кадров. Испытанных революционеров, героев Гражданской войны было более чем достаточно. Но воевать и строить первое в истории социалистическое государство рабочих и крестьян — разные вещи. Люди, соединявшие огонь большевистский в груди с хорошим образованием, знанием законов экономики и общественного развития, умеющие без нагана в руке руководить массами людей, были в 30-х годах наперечёт. Их надо было выращивать, и как можно скорее. Думаю, именно поэтому Щербакова переводят с места на место. Из ЦК — вторым секретарём Ленинградского обкома. Оттуда — первым секретарём сначала Иркутского, затем Сталинского (Донецкого) обкома партии. И всё это за три года.

Так тогда выращивали работников, ставших в 40-е у руководства страной. Мне рассказывали, что у Сталина был собственный отдел кадров из двух человек, которые по всей стране отыскивали людей с незаурядными способностями и потом двигали их со ступеньки на ступеньку.

Н.А. Вознеснский в 32 года стал председателем Ленгорплана, в 34 — зам. пред. Госплана СССР, в 34 — председателем Госплана, в 36 — зам. пред. СНК СССР, в 38 — первым зам. пред. (председателем Совнаркома был Сталин)и членом Государственного Комитета обороны.

А.А. Кузнецов в 32 года второй секретарь Ленинградского обкома партии, в 40 — первый секретарь, в 41 — секретарь ЦК и начальник управления кадров.

Из героев и рядовых участников революции и гражданской войны, в короткий срок овладевших знаниями, получивших опыт работы на стройках пятилеток, и выросла сталинская гвардия, взявшая на свои плечи всю тяжесть военной экономики, которая обеспечила нам победу. Помните: «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша родина очей»...

Это всё люди одного поколения. А.Н. Косыгину, В.А Малышеву, И.В. Тевосяну, Б.Л. Ванникову, Д.Ф. Устинову, М.Г. Первухину, А.И. Шахурину, А.П. Завенягину к началу войны было по 37-40 лет.

Кому они пришли на смену? Вот, например, Михаил Моисеевич Каганович, старший брат Лазаря Моисеевича. Образование — начальное (так в анкете). Многие годы он возглавлял оборонную, потом авиационную промышленность, ничего не понимая в технике.

Авторитет таких людей, а их было немало наверху, держался только на одном — на страхе. Корни тогдашних репрессий оттуда. Массовыми они стали позже. Обстановка, в которой человека арестовывали просто по доносу, без всякой проверки, пробудила самое чёрное, что таилось у некоторых. Доносили из мести, из желания занять чьё-то место или чью-то жилплощадь, из зависти, из ревности, из-за обиды, просто по подлости. Точно известно, что всех арестованных писателей брали по доносам их собратьев. Композиторы — те доносов не писали, и никого из них репрессии не коснулись. Рокоссовского взяли по записке Ворошилова из трёх слов: «Поляк, надо проверить».

Кроме всего прочего, «разоблачения» врагов народа, вредителей, «пробравшихся» на важные должности, было ещё и приёмом ухода от ответственности. Планы не выполняются, дело идёт плохо, но я, который всем руководит, не виноват. Это всё они, враги натворили. Надо всех арестовать, расстрелять, и дело пойдёт.

Иностранные разведки старались использовать ситуацию, чтобы вывести из строя полезных для страны людей. Председатель Госплана СССР Байбаков рассказывал мне, что в Наркомтяжмаше, где он тогда работал, действовала некая группа, писавшая донос за доносом на наиболее перспективных специалистов.

Волна репрессий стала разрастаться после того, как Сталин внёс на обсуждение политбюро проект новой конституции. В проекте устанавливался иной порядок выборов во все органы Советской власти — на альтернативной основе. То есть на каждое депутатское место могли претендовать несколько человек. Кого народ выберет, тот и станет депутатом. Бессменные пришли в ужас: не выберут, ой не выберут! И стали забрасывать центр сообщениями о раскрытых антисоветских заговорах, убеждая Сталина: кругом враги, какие тут альтернативные выборы! Рекордсменами по разоблачениям были Эйхе в Сибири, Хрущёв в Москве, Постышев не Украине. Сотни тысяч жертв на их совести. И, конечно, Ежов, сладострастно творивший свои злодеяния. Его на почве гомосексуализма завербовали ещё во время лечения в Чехословакии и велели пока сидеть тихо, выслуживаться изо всех сил. Пришло время, дали другую команду: патронов не жалеть. Когда всё это раскрылось, карлика — садиста без шума расстреляли.

Почему Сталин пошёл на попятный? Существует крайне упрощённое представление о 30-х годах. Сталин - диктатор, все остальные — раболепные исполнители его воли. На самом же деле он, понимая больше и видя дальше других, вынужден был очень серьёзно считаться с партийной и военной верхушкой, со «старыми большевиками».

В книге старшего из сыновей Щербакова Александра есть такой фрагмент. «Мы живём в семикомнатной квартире. Но наша семья из четырёх человек занимает две комнаты. В остальных пяти живут ещё девять человек. Классическая коммуналка. Как видим, по части привиллегий у номенклатуры того времени было негусто. Среди девяти соседей — три пожилые женщины, носившие звание старых большевичек. Помню фамилии этих женщин: Шеломович, Черепанова и Кацнельсон. Иногда на общей кухне они выясняли свои заслуги перед революцией. «Подумаешь, заслуги,- басила Шеломович. — Плюнула в морду жандарму.» «А что вы себе думаете, — отвечала Кацнельсон. - Плюнуть в нужное время в нужное место тоже было важно для революции.»

Во всех органах партии старые большевики занимали почётное место. Не проголосуют они за него на съезде или пленуме партии, и конец Сталину, всем его планам, пойдёт СССР вразнос, как при Горбачёве и его братии. В это время в активе ВКП(б) было немало людей, мягко говоря, не расположенных к Сталину. Одни именно себя считали наследниками Ленина, другие хранили верность Троцкому, третьи не расстались с идеями эсэров и анархистов. По окончании Гражданской войны прошло всего-то 10 лет. Поймите: Сталин укреплял свою власть не властолюбия ради, а во имя исполнения клятвы, которую он дал над гробом Ленина.

Такова была атмосфера, в которой работал Щербаков в 30-е годы и которая требовала от него шагать со всеми в ногу. Что хорошо просматривается в статьях и выступлениях Александра Сергеевича того периода. В письме Жданову из Иркутска он пишет: «Партийное и советское руководство целиком было в руках врагов. Арестованы все руководители областных советских отделов и их замы (за исключением пока двух), а также инструктора, ряд секретарей РК, руководители хозяйственных организаций, директора предприятий и т. д. Таким образом, нет работников ни в партийном, ни в советском аппарате. Трудно даже вообразить что-либо подобное. Теперь начали копать в НКВД. Однако я не только не унываю, но ещё больше укрепился в уверенности, что всё сметём, выкорчуем, разгромим и последствия вредительства ликвидируем.» Приходя в разгромленные обкомы, Щербаков пополнял их новыми людьми, преодолевал дезорганизацию и налаживал работу, осаживая любителей половить рыбку в мутной воде. Осторожность тут требовалась на каждом шагу.

В 1938 году Сталин переводит Хрущёва из Москвы на Украину. Сменивший его Угаров в крайне неблагоприятный по погоде год не сумел наладить снабжение столицы картофелем и овощами. Москвичи засыпали ЦК жалобами. Угарова сняли, объявив врагом народа, поправлять положение вновь вызвали Хрущёва. Напряжение с продовольствием удалось снять, Хрущёв вернулся на Украину.

Для руководства столицей необходим был не только закалённый партиец, хороший организатор, но и образованный, культурный человек. Выбор пал на Щербакова, несмотря на донос на него Хрущёва лично Сталину («Враги народа показали на него, показания такие, что вроде бы заслуживают доверия»).

Вот как его характеризовали товарищи по работе.

«Обладая огромной трудоспособностью, незаурядной памятью, он мог быстро анализировать обстановку и принимать решения. Умел внимательно выслушать товарища и с большим тактом, если надо, поправить и подсказать правильное решение»

.«От Щербакова как бы исходили постоянные творческие импульсы, Александр Сергеевич умел замечать людей способных, решительных действий, ценил их, берёг, не давал в обиду. Не было случая, чтобы Щербаков не выслушал сотрудника или напрасно оборвал его. Никогда не слышали от него ни окрика, ни грубости».

Он во всех отношениях контрастировал с Хрущёвым, который вроде бы и учился в разных местах, но оставил в архиве МК партии свидетельство своего образовательного и культурного уровня, которое не вырубишь топором - резолюцию: «Азнакомица».

Итак, на Щербакова легла ответственность, которую трудно с чем-нибудь сравнить. Ему помогало то, что в 39-м его избрали членом ЦК, в феврале 41-го кандидатом в члены Политбюро, в марте секретарём ЦК. Он теперь отвечал за всё, что происходило в столице СССР, которая была не только его политическим , научным и культурным центром, но и средоточием крупнейшего отряда рабочего класса. Здесь производилась четверть всей промышленной продукции, а по новым её видам от 40 до 90 процентов.

Городское хозяйство не имело ничего общего с современным. Большинство домов были деревянными со всеми удобствами во дворе, с печным отоплением, а по многим улицам ещё ездили бочки водовозов: водопровод имелся не везде. Улицы, за исключением центральных магистралей, были замощены булыжником. Я, не совсем ещё древний человек, помню дровяной склад в Южинском переулке между Бульварным и Садовым кольцами, керосиновые лавки, куда люди приходили с жестяными бидонами. В Москву для отопления только централизованно завозилось 4 миллиона кубометров дров. Товары в магазины доставлялись на конных подводах. Троллейбусных линий было немного, по основным магистралям. Главный городской транспорт — трамвай. Автобусы тогда выпускались на базе зисовских трёхтонок, пассажиров брали немного. Но уже работало метро: первая линия от Сокольников до Парка культуры, вторая от Сокола до площади Свердлова.

«Жилищный вопрос» (по булгаковской терминологии) достиг предельной остроты. За 20 послереволюционных лет население города выросло на несколько миллионов, строительство за этим никак не поспевало. Главные его силы направлялись на новые заводы и фабрики, школы, институты, клубы и дворцы культуры, поликлиники, детские сады. Отдельные квартиры были редкостью, основная масса москвичей жила в коммуналках, бараках, общежитиях, подвалах и домах частного сектора, начинавшегося чуть в отдалении от Садового кольца. Крылатское, Кунцево, Химки были дачными местами, Бабушкин, Перово— городами областного подчинения. О том, как приходилось вертеться московским властям, говорит обращение Щербакова к Сталину в октябре 1939 года. Решениями правительства Моссовет обязывался предоставить различным организациям 3250 комнат. А сдать до конца года он мог только 8-10 домов (1600-1700 комнат). В городских списках первоочередников было 5 тысяч погорельцев и 44 тысячи живущих в аварийных домах...

Щербакову с первых дней работы на новом месте пришлось с головой погрузиться в решение городских проблем. Он умел смотреть в корень и начал с создания современной промышленности стройматериалов, перехода на новые методы строительства. Архитекторов призвал отказаться от проектирования «ублюдочных серых, мрачных коробок, от одного вида которых человек мог впасть в самую чёрную меланхолию». Вместо энергогигантов, возводившихся многими годами, предложил быстро строить средние по мощности электростанции на торфе. В Московской области развивать интенсивное сельское хозяйство, чтобы полностью обеспечить город картофелем и овощами, построить птицефабрики, новые животноводческие фермы.

Его приход ознаменовался заметным улучшением работы промышленности. Ежегодный прирост производства составил 15 процентов, в машиностроении -20.

За всеми этими заботами была у него и самая главная — роль Москвы в укреплении обороноспособности страны. Уже весной 1939 года был проведён пленум горкома партии, посвящённый этому вопросу. Тогда Щербаков произнёс: «Нельзя назвать сроки, когда война начнётся, но одно ясно, что она не за горами, и что воевать нам всё равно придётся. Война будет тяжким испытанием, потребует много жертв.»

За два года в городе многое сделали по военно-физкультурной подготовке молодёжи. Писатель Владимир Михайлович Жухрай, как и сотни других, прошёл обучение в аэроклубе и с началом войны, прибавив себе года, летал на «Петлякове».

Москва и область были центром оборонной промышленности, научно-технических военных разработок. Правительство в 1939 -1940 годах приняло постановления о развитии самолётостроения, танкостроения, об увеличении производства миномётов и мин. В сентябре-октябре 1940 года Сталин пять раз вызывал Щербакова только по работе авиационных предприятий, которые почти все находились тогда в столичном регионе. Был в Москве и танковый завод, эвакуированный потом на Урал. В марте 1941 года нарком обороны Тимошенко обратился к руководству Москвы с просьбой наладить серийное производство новых видов вооружения, которого в войсках было мало. Партийная организация столицы немедленно взялась за дело. Но времени уже не оставалось...

С 1937 года в Москве началось создание системы противовоздушной обороны. В 1939 году руководители страны проехали по московским стройкам. Председатель Моссовета В.П. Пронин, сопровождавший их, горячо просил дать больше средств на жилищное строительство. На что Сталин ответил: «ЦК знает, что у многих москвичей тяжело с жильём. И всё же придётся потерпеть. Надо основательно заняться укреплением противовоздушной обороны». Забота об этом была вызвана трагедией Лондона после первой немецкой бомбардировки: город горел пять дней.

Секретно под землёй строились военные объекты, в том числе запасной командный пункт наркомата обороны с кабинетом Сталина под стадионом «Сталинец» в Измайлове. К нему была подведена линия метро из Кремля, имелся выход к подмосковному аэродрому. (Сталин ни разу там не был, тем не менее несколько лет назад под землёй оборудовали частный музей «Бункер Сталина».) Проложили также тоннель из Кремля до Наркомата обороны. О том, что Сталин не строил иллюзий на случай войны, лучше всего свидетельствует расположение ещё двух запасных командных пунктов: в Куйбышеве и Горьком.

Перед началом войны Щербаков, кроме первого секретаря МК и МГК ВКП(б), стал ещё в должности секретаря ЦК партии и руководителем Управления пропаганды и агитации.

5 мая Сталин занял пост главы советского правительства. В том же месяце в выступлении перед выпускниками военных академий он предупредил о скором нападении Германии: «Вы сейчас едете в войска, расскажите об этом.» В своих мемуарах академики, ставшие большими генералами, писали, что их рассказы были тогда немедленно пресечены особыми отделами как паникёрские. В армии царила беспечность. Щербакову доложили, что на аэродромах самолёты стоят крыло к крылу, без маскировки. Запасов горючего нет, запчасти где-то на далёких тыловых складах. Командующий ВВС Жигарев от предупреждений отмахивался, на указания ЦК отвечал отговорками.

21 июня в десятом часу вечера Щербакова с Прониным вызвали в Кремль, где уже были военные. Сталин сообщил, что немецкие войска этой ночью намереваются напасть на СССР, сказал, чтобы все руководители партийных и советских организаций оставались на местах, спросил, всё ли готово в ПВО.

Когда началась война, мне было 8 лет. И я прекрасно помню, что после первого объявления воздушной тревоги родители подхватили нас с братишкой и побежали к метро «Маяковская». Там вся платформа уже была заставлена топчанами. В полуподвальном помещении красного уголка в нашем доме оказалось полностью оборудованное бомбо-газоубежище. Во все квартиры раздали заранее заготовленные светозащитные шторы. На чердаках дежурили посты по тушению зажигательных бомб, стояли ящики с песком и бочки с водой. Дежурили и самодеятельные команды Красного Креста.

После первого немецкого налёта 22 июля всех московских детей вывезли в область. Детский сад, где мама работала врачом, отправили поездом в город Дрезна. Высадили там у пристанционного пруда, а потом перевезли в школу, где в классах уже стояли раскладные детские кроватки.

В Москве сразу после сообщения о нападении Германии выстроились очереди в военкоматы — люди разных возрастов записывались в добровольцы. Историк Владимир Васильевич Суходеев на следующий день после выпускного вечера записался в добровольцы вместе со всеми мальчиками класса. Такой воспитала молодёжь Советская власть.

На всех предприятиях, в организациях прошли митинги, партийные и комсомольские собрания. Бюро МК и МГК, районных комитетов партии занимались мобилизацией, переводом промышленности на военное производство. 24-26 июня Сталин четыре раза вызывал Щербакова, постоянно общался с ним по телефону.

24 июня он был назначен начальником Совинформбюро, созданного для руководства освещением военных, внутренних и международных событий в прессе и по радио, составления военных сводок и контрпропаганды. Рассказ об этой стороне работы Александра Сергеевича заслуживает отдельной большой статьи. Здесь же скажу только, что информационную войну с гитлеровской Германией Советский Союз выиграл. Это стало важной частью нашей победы.

Тема данной статьи — работа Щербакова как главы Московской парторганизации, ставшей стержнем и главной движущей силой всего, что делалось в столице для отражения фашистского нашествия, эвакуации двух тысяч предприятий и учреждений. Было эвакуировано 2 миллиона москвичей.

Первые военные эшелоны ушли к фронту 26 июня. В этот день на Белорусском вокзале впервые прозвучала песня «Священная война». Тяжёлые поражения Красной Армии, оказавшейся в первый период войны без управления, часто требовали немедленных действий. В ночь с 1 на 2 июля Щербаков поставил перед автомобилистами задачу за 24 часа подготовить 2 тысячи грузовиков для срочной перевозки войск на фронт. «Знаю, большая часть машин передана армии, осталось мало, часть неисправна, но нужно сделать невозможное». И сделали.

В эти же дни ЦК партии принял решение о формировании народного ополчения Москвы. Заявления о зачислении в ополчение подали 310 тысяч человек. Многим отказали: нельзя было оставить заводы и фабрики, науку и искусство без кадров. Было сформировано 12 дивизий общей численностью 170 тысяч. Их вооружением и снабжением всем необходимым Александр Сергеевич занимался каждый день. В сентябре дивизии были переданы Красной Армии и по словам Г.К.Жукова сыграли важнейшую роль в обороне Москвы. В составе ополчения были две дивизии и несколько подразделений, составленных из коммунистов и комсомольцев. Их так и называли «коммунистические дивизии». Это были самые стойкие части. Они несли тяжёлые потери, но врага не пропускали.

При обороне Москвы погибли сыновья близких моей бабушке людей — её сестры Ольги Фёдоровны Хорошук, работавшей в секретариате Сталина, и соседки по квартире Рахили Ефимовны Элкониной. ВКП(б) потеряла в войне 3 миллиона коммунистов.

Парторганизация Москвы и области готовила ещё и истребительные батальоны для борьбы с вражескими десантами, диверсантами, агентурой, поддержания общественного порядка в городе. В них зачисляли проверенных партийных, советских и комсомольских активистов с хорошей физической подготовкой. Во второй половине июля началось создание подпольных организаций, партизанского движения в области. Для них Москва ничего не просила у Госкомитета обороны, всем обеспечивала сама.

Кроме профильной продукции военных заводов — танков, самолётов, артиллерии -на предприятиях освоили производство вооружения, боеприпасов, военного снаряжения. Делали в первую очередь автоматы, противотанковые ружья, миномёты, которых остро не хватало в армии, гранаты, мины. На заводе «Компрессор» - «Катюши». Автозавод имени Сталина, эвакуированный на Урал, возобновил на оставшемся оборудовании выпуск трёхтонок, броневиков. Железнодорожники сделали 24 бронепоезда. В Московской области на фармацевтическом заводе в невероятно краткие сроки освоили крайне опасное производство самовоспламеняющейся смеси, которую разливали в бутылки для борьбы с танками. На трёх заводах - «Серп и молот», «Динамо», «Красный пролетарий» — стали ремонтировать подбитую броневую технику.

С середины июля началось сооружение Можайской линии обороны. На ней работали 50 тысяч москвичей, а с августа — 100 тысяч, а с приближением немцев 200 тысяч, в основном женщин. Моя тётя инженер Татьяна Николаевна Касаткина среди них.

Перед началом наступления москвичи собрали 25 тысяч пар лыж.

Щербаков ежедневно бывал либо там, либо на заводах и фабриках.

Враг приближался. Маршалы и многие генералы Гражданской войны оказались не в состоянии вести войну современную. Советские войска отступали и если бы не кровопролитное 2-месячное сопротивление армий, попавших в окружение под Вязьмой... Рубежи обороны, на которые был положен неимоверный труд, сплошь и рядом не занимались нашими войсками, и немцы проходили сквозь них беспрепятственно.

7 октября Сталин вызывает из Ленинграда Жукова; чтобы усилить оборону Москвы, приказывает строить оборонительные сооружения в городе.

В эти критические дни Московская партийная организация была его надёжной опорой во всём, а Щербаков одним из главных помощников. Коммунистические батальоны закрывали бреши на фронте, Москва срочно превращалась в крепость.

Думаю, самым тяжёлым испытанием для Александра Сергеевича стало время с 16 октября — дни хаоса, массовой паники, грабежей, разгула криминала. Накануне Сталин, до того сохранявший спокойствие в самых сложных ситуациях, дрогнул и отдал приказ о срочной, в течение суток эвакуации правительства и всех важнейших учреждений, минировании оборонных предприятий, возымевший тяжелейшие последствия. Их усугубил Берия, через голову московского руководства приказавший секретарям райкомов срочно выводить на восток всех, кто не способен защищать Москву, раздать населению что есть в магазинах. Он настойчиво советовал Сталину, Щербакову и Пронину уехать, за их спиной говорил, что Москву надо сдать. Отъезд из города партийного и советского актива, бегство руководства ряда предприятий, брошенные партийные и правительственные учреждения, груды пепла сожжённых документов на улицах и во дворах оказали сильное деморализующее воздействие. Жизнь столицы была полностью дезорганизована. Транспорт и магазины не работали. Для наведения порядка потребовалось несколько дней и самые жёсткие меры. 17 декабря Щербаков выступил по радио, пытаясь успокоить население. «Планы гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало, — сказал он. — Товарищи, будьте бдительны! Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам! Разоблачайте и задерживайте шпионов и провокаторов. Все силы — на отпор врагу! Все — на защиту Москвы!» На звонок из Горького с вопросом, куда отправлять поезда с московскими работниками, Щербаков ответил: «Обратно в Москву»

19 октября Сталин продиктовал Щербакову постановление Государственного Комитета Обороны о том, что Жукову поручена оборона столицы, и о введении в Москве осадного положения.

Проведённые 6 ноября торжественное заседание в честь 24-й годовщины Октябрьской революции и 7 ноября военный парад на Красной площади укрепили дух и горожан, и всего советского народа.

В кабинет Щербаков приезжал только к ночи. Дни проводил там, где решалась судьба Москвы. Был у подольских курсантов перед их героическим сражением с наступавшими фашистами. Сказал (в писательской передаче): «Дальше этого рубежа немца пускать нельзя, некуда. Если вас окружат, и тогда оставайтесь на своих позициях. Пока остаётся хоть один человек. За вами Москва. Пока есть хоть один патрон, хоть один снаряд — бейтесь!»

В Германии сразу почувствовали изменение ситуации на московском направлении. В сводках командования сухопутными силами говорилось: «Упорной обороной и мощными контратаками при поддержке танков противник сдерживает наше наступление на Москву.» Немцы усилили бомбардировки. В один день бомбы упали одна рядом с кабинетом Щербакова, контузив его, вторая в Кремле, когда он проходил мимо Оружейной палаты.

5 декабря Красная Армия перешла в контрнаступление. Целую неделю Совинформбюро ничего об этом не сообщало. В сводке говорилось: «В течение 6 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах.» Только 12 декабря, когда успех ясно определился, появилось незабываемое сообщение «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы.» Фашистов отбросили на 250 километров. Радость была всенародная.

В эвакуации в Магнитогорске я, как и все жители города, смотрел боевик из боевиков — документальный фильм «Разгром немцев под Москвой». Это тоже была работа Щербакова. Фильм вызвал у людей впервые с начала войны такой подъём, как сейчас присоединение Крыма, только во много раз сильнее. Его крутили в кинотеатре «Магнит» чуть не круглые сутки, народ приходил по несколько раз.

Страшно вспоминать о том, как зверствовали немцы в Московской области. Они с присущей пунктуальностью выполняли установку Гитлера: «Территория, с которой наши войска будут вынуждены отступать, должна попасть в руки противника непригодной для использования. Каждый населённый пункт должен быть сожжён и разрушен.» Московский комитет партии немедленно взялся за восстановление нормальной жизни. Немцы всё, что могли, заминировали. Создали из трёх тысяч москвичей команды по разминированию. Они извлекли 128 тысяч мин, 56 тысяч взорвали. До весны надо было ещё захоронить тысячи трупов, оставшихся в местах боёв. Ремонтировались и строились новые дома, в Москве собирали одежду и обувь, направляли медперсонал в открывающиеся амбулатории и больницы. Возвращались в эксплуатацию железные дороги, предприятия. Открыли 8 межрайонных детских домов для малышей, оставшихся без родителей. Разрешили безвозмездно заготавливать лес.

В Москве был жесточайший топливный кризис. Поставки угля и дров резко снизились. А на дворе-то зима. Наш дом, один из 2400, в 41-42-м не отапливался, жильцы как-то грелись буржуйками, которые часто нечем было топить. По записке Щербакова Сталину Совнарком принял постановление о восстановлении Подмосковного угольного бассейна. Реанимировались разработки торфа.

Ко всем прочим трудностям голодуха. По карточкам ничего не выдавали, кроме соли и крох продуктов вроде солёных огурцов и рыбы. Спасением были рынки. На ближайших к нам толкучках — Палашёвской и Тишинской можно было продать что-то из домашнего скарба или у подмосковных колхозниц выменять вещи на продукты. Ворья там клубилось видимо-невидимо.

МК партии делал всё возможное и невозможное, чтобы поправить положение. Щербаков и Пронин обращались за помощью к Сталину, Молотову, Вознесенскому, Микояну. При предприятиях были созданы отделы рабочего снабжения, подсобные хозяйства с посевными площадями и фермами. Весной 42-го снабжение улучшилось, по карточкам выдавали даже красную икру.

Побед на фронтах после Московского сражения у нас не было, случилось и несколько военных катастроф с гибелью массы людей. Виновник Керченской Мехлис был смещён с поста начальника Главного политического управления Красной Армии. 12 июня на эту должность, третью после наркома обороны и начальника Генштаба по значению, назначили Щербакова. Вскоре он выехал в действующую армию, чтобы воочию увидеть, как ведётся партийно-политическая работа. Вернувшись, взялся за перестройку деятельности Главпура. 28 июля Сталин подписал знаменитый приказ №227 «Ни шагу назад». Щербаков распорядился: «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы его». Он пропагандировался в прессе, по радио. Статью Ильи Эренбурга, посвящённую приказу, напечатали все фронтовые, армейские и дивизионные газеты. Главпур обязал свои органы «шире информировать личный состав о зверствах немецко-фашистских захватчиков, о их целях истребить советский народ, а оставшихся в живых превратить в рабов. Воспитывать на этом жгучую и беспощадную ненависть к врагу». На Сталинградский фронт направили основные силы Главпура и 200 политработников.

Вот краткая хроника работы Александра Сергеевича на новом месте.

С августа трижды в месяц начат выпуск «Блокнота агитатора Красной Армии».

В сентябре Щербаков подписывает директиву о воспитательной работе с красноармейцами нерусской национальности, как всегда у него, отличающуюся остротой и конкретностью. Для них начинают выпускать газеты на родном языке.

К работе Главпура привлекаются крупнейшие писатели страны.

Проводятся всеармейское совещание руководящих политработников, затем начальников отделов политуправлений фронтов.

Создаются 20 фронтовых театров, сотни концертных бригад.

Александр Сергеевич дважды выезжает на Калининский фронт. Второй раз — по поручению Сталина, получившего информацию о плохом питании бойцов. Она подтвердилась. Государственный Комитет Обороны снял виновных с должностей, приказал направить их в штрафные батальоны и роты. Главпур обязал всех политработников повседневно следить за обспечением войск.

Затем Щербаков направляется в составе Чрезвычайной Комиссии для проверки деятельности штаба Западного фронта, не добившегося успеха ни в одной операции, допустившего большие потери. Выводы были суровые, меры приняты соответствующие.

Авиации дальнего действия поручается и разбрасывание листовок над оккупированными районами.

К работе привлекается глава Русской православной церкви Сергий.

Развёртывается контрпропаганда среди оккупантов.

Всё сделанное не перечислишь.

Сталин часто вызывал Щербакова. Во время подготовки и проведения операций в Сталинграде, на Курской дуге, под Берлином Александр Сергеевич был в кабинете Верховного Главнокомандующего более ста раз. По свидетельству А.М.Василевского подготовленные им документы Сталин подписывал сразу: «Ему можно доверять». В 1942 году Щербакову присваивается звание генерал-лейтенанта, в 1943-м генерал-полковника. В 1944 году он награждён двумя орденами Ленина, орденами Суворова и Кутузова первой степени, орденом Отечественной войны первой степени.

За всеми этими непосильными, кажется, одному человеку нагрузками Александр Сергеевич попрежнему занимался Москвой со всеми её огромными проблемами. В 1942 году он поддержал переход производства на поток, что давало прекрасные результаты. Боеприпасов, например, стали выпускать в полтора раза больше. К концу 1943 года были частично восстановлены Сталиногорская ГРЭС, Сталиногорский химический комбинат, 800 километров железнодорожных путей.На шахты Мосбасса направили 16 тысяч рабочих-москвичей, он восстановил довоенный уровень добычи угля. В самой Москве возобновилось строительство метро, в 1943 году начали работать станции «Завод имени Сталина», «Павелецкая», «Новокузнецкая», в 1944-м «Бауманская», «Электрозаводская», «Сталинская», «Измайловская». Началось строительство четвёртой очереди. И чрезвычайно важного для города газопровода Саратов-Москва.

Война усилила преступный мир. Грабители раздевали и обирали прохожих, взламывали квартиры во время тревог, совершали налёты на продовольственные склады, магазины. Бюро горкома партии и Моссовету пришлось принимать специальное постановление о борьбе с преступностью. Такие проблемы не решаются в одночасье, но постепенно разгул криминала удалось остановить.

Горком и Мосовет приняли решение о развитии огородничества. 205 тысяч семей получили землю под это.

Когда мы весной 43-го вернулись из эвакуации, нам тоже выделили небольшой надел под Ивантеевкой. Посадили там картошку, ездили полоть и окучивать, осенью на своих плечах возили домой урожай. Мне было 10 лет, но трудиться приходилось как взрослому.

В 44-м, когда начался массовый возврат эвакуированных, огороды имели уже 1,3 миллиона горожан.

Снабжение по карточкам наладилось, каждый получал что положено. Москве выделили какое-то количество американской муки, из которой в ближайшей пекарне на углу Спиридоньевского и Южинского переулков выпекали хлеб невиданной белизны. В очередях в булочную всегда стоял я и в награду по дороге домой съедал довесок. У продавщиц тогда глаз был алмаз, они от буханки отрезали с поразительной точностью, но без маленьких кусочков для полного соответствия цифрам на карточке не обходилось.

На улицах тогда стоял непрерывный стук. Весь нормальный обувной товар шёл на армейские сапоги, а для гражданских делали обувь с верхом из обрезков шинельного сукна и подошвами из дерева. Ничего, носили. И тёплые жилеты из крафт-бумаги с ватой внутри тоже носили. И перешитую из старых взрослых вещей одежду тоже. Мне зимнюю шубу соорудили из бабушкиной. С лисьим воротником. Никто не придавал этому никакого значения. Всё для фронта, всё для победы. А мы как-нибудь обойдёмся.

В 41-42-м годах школы не работали: из-за бомбёжек боялись собирать детей в одном месте. Но по домоуправлениям занятия велись. 1 сентября 1943 года школы открылись. Теперь их разделили на мужские и женские. 125-я, куда я ходил в первый класс, стала женской. Меня записали в 122-ю. В ней мы сразу начали изучать военное дело — разбирать и собирать малокалиберку ТОЗ-8.

17-летний старший сын Щербакова Александр учился в Военном институте иностранных языков. Отец настоял на переходе его в военное училище. Он после ускоренного курса обучения стал лётчиком-истребителем, служил в Московском ПВО.

В 44-м опять же по настоянию отца его перевели на 1-й Белорусский фронт.

 В последний год войны, когда спало великое напряжение, Александр Сергеевич стал сдавать. Непроходящая усталость от огромной ответственности, непомерных нагрузок, краткого, по 4-5 часов сна разрушила его здоровье. В декабре 44-го случился обширный инфаркт. Щербаков и в этом состоянии занимался делами Москвы, просматривал сводки Совинформбюро. В апреле ходатайствовал перед Сталиным о награждении столицы орденом Ленина.

9 мая Сталин позвонил Щербакову на дачу, где он лежал, поздравил с победой, пожелал скорого выздоровления. Александр Сергеевич после этого почувствовал прилив сил и поехал в Москву — вместе со всеми быть на великом празднике, прошёл по улицам и площадям, запруженным ликующими людьми, ощутил великую радость и великое облегчение. 10 мая вернулся на дачу и в 18 часов 15 минут скончался.

Он отдал для победы всего себя без остатка.

При Сталине память о Щербакове была достойно увековечена. Его имя присвоили Рыбинску, району Москвы, станции метро, улице. У Сретенских ворот был заложен памятник. В 5-ю годовщину смерти выпустили почтовую марку с портретом и надписью: «Выдающийся деятель большевистской партии и советского государства». Небывалый случай.

Хрущёв, придя к власти, всё велел переименовать, о памятнике забыть. Семью лишили дачи. Писатель Владимир Жухрай считал это местью за то, что Щербаков на заседании политбюро при решении вопроса о сыне Хрущёва, сотрудничавшем в плену с немцами, предложил поступить с ним по законам военного времени.

С 1945 года в Москве поставлено множество памятников. Поставить к юбилею Победы памятник Александру Сергеевичу Щербакову — святое дело. Не одни маршалы её ковали.

Ю. Изюмов